Неточные совпадения
Когда они вошли, девочка в одной рубашечке сидела в креслице у
стола и обедала бульоном, которым она облила всю свою грудку. Девочку кормила и, очевидно, с ней вместе сама ела девушка русская, прислуживавшая в
детской. Ни кормилицы, ни няни не было; они были в соседней комнате, и оттуда слышался их говор на странном французском языке, на котором они только и могли между собой изъясняться.
Присутствие княгини Тверской, и по воспоминаниям, связанным с нею, и потому, что он вообще не любил ее, было неприятно Алексею Александровичу, и он пошел прямо в
детскую. В первой
детской Сережа, лежа грудью на
столе и положив ноги на стул, рисовал что-то, весело приговаривая. Англичанка, заменившая во время болезни Анны француженку, с вязаньем миньярдиз сидевшая подле мальчика, поспешно встала, присела и дернула Сережу.
За ужином молодой человек, танцевавший в первой паре, сел за наш,
детский,
стол и обращал на меня особенное внимание, что немало польстило бы моему самолюбию, если бы я мог, после случившегося со мной несчастия, чувствовать что-нибудь.
Нехаева, в белом и каком-то
детском платье, каких никто не носил, морщила нос, глядя на обилие пищи, и осторожно покашливала в платок. Она чем-то напоминала бедную родственницу, которую пригласили к
столу из милости. Это раздражало Клима, его любовница должна быть цветистее, заметней. И ела она еще более брезгливо, чем всегда, можно было подумать, что она делает это напоказ, назло.
Там, на большом круглом
столе, дымилась уха. Обломов сел на свое место, один на диване, около него, справа на стуле, Агафья Матвеевна, налево, на маленьком
детском стуле с задвижкой, усаживался какой-то ребенок лет трех. Подле него садилась Маша, уже девочка лет тринадцати, потом Ваня и, наконец, в этот день и Алексеев сидел напротив Обломова.
Райский застал бабушку за
детским завтраком. Бабушка так и всплеснула руками, так и прыгнула; чуть не попадали тарелки со
стола.
Она глядела как дитя, радовалась чему-то как дитя, она именно подошла к
столу, «радуясь» и как бы сейчас чего-то ожидая с самым
детским нетерпеливым и доверчивым любопытством.
Припоминается беспрерывный
детский плач, раздававшийся за классным
столом; припоминается целая свита гувернанток, следовавших одна за другой и с непонятною для нынешнего времени жестокостью сыпавших колотушками направо и налево.
Я помню, что, когда уехали последние старшие дети, отъезд этот произвел на меня гнетущее впечатление. Дом вдруг словно помертвел. Прежде хоть плач слышался, а иногда и
детская возня; мелькали
детские лица, происходили судбища, расправы — и вдруг все разом опустело, замолчало и, что еще хуже, наполнилось какими-то таинственными шепотами. Даже для обеда не раздвигали
стола, потому что собиралось всего пять человек: отец, мать, две тетки и я.
А там грянула империалистическая война. Половина клуба была отдана под госпиталь. Собственно говоря, для клуба остались прихожая, аванзал, «портретная», «кофейная», большая гостиная, читальня и столовая. А все комнаты, выходящие на Тверскую, пошли под госпиталь. Были произведены перестройки. Для игры «инфернальная» была заменена большой гостиной, где метали баккара, на поставленных посредине
столах играли в «железку», а в «
детской», по-старому, шли игры по маленькой.
Долго Галактион ходил по опустевшему гнезду, переживая щемящую тоску. Особенно жутко ему сделалось, когда он вошел в
детскую. Вот и забытые игрушки, и пустые кроватки, и
детские костюмчики на стене… Чем бедные детки виноваты? Галактион присел к
столу с игрушками и заплакал. Ему сделалось страшно жаль детей. У других-то все по-другому, а вот эти будут сиротами расти при отце с матерью… Нет, хуже! Ах, несчастные детки, несчастные!
Старуха сейчас же приняла свой прежний суровый вид и осталась за занавеской. Выскочившая навстречу гостю Таисья сделала рукой какой-то таинственный знак и повела Мухина за занавеску, а Нюрочку оставила в избе у
стола. Вид этой избы, полной далеких
детских воспоминаний, заставил сильно забиться сердце Петра Елисеича. Войдя за занавеску, он поклонился и хотел обнять мать.
Дедушка приказал нас с сестрицей посадить за
стол прямо против себя, а как высоких
детских кресел с нами не было, то подложили под нас кучу подушек, и я смеялся, как высоко сидела моя сестрица, хотя сам сидел не много пониже.
Елена сидела на стуле перед
столом и, склонив свою усталую головку на левую руку, улегшуюся на
столе, крепко спала, и, помню, я загляделся на ее
детское личико, полное и во сне как-то не детски грустного выражения и какой-то странной, болезненной красоты; бледное, с длинными ресницами на худеньких щеках, обрамленное черными как смоль волосами, густо и тяжело ниспадавшими небрежно завязанным узлом на сторону.
Он загромождал всю комнату, когда из
детской выходила нянька с хозяйкой, они задевали углы
стола.
Тяжелы были мне эти зимние вечера на глазах хозяев, в маленькой, тесной комнате. Мертвая ночь за окном; изредка потрескивает мороз, люди сидят у
стола и молчат, как мороженые рыбы. А то — вьюга шаркает по стеклам и по стене, гудит в трубах, стучит вьюшками; в
детской плачут младенцы, — хочется сесть в темный угол и, съежившись, выть волком.
Я хотел сказать, что, допуская действие чужой мысли, он самым
детским образом считается с расстоянием, как будто такое действие безрезультатно за пределами четырех футов
стола, разделяющих игроков, но, не желая более затягивать спор, заметил только, что объяснения этого рода сами нуждаются в объяснениях.
Вот посреди комнаты, за
столом, в объятиях пожилого, плечистого брюнета с коротко остриженными волосами, лежит пьяная девчонка, лет тринадцати, с
детским лицом, с опухшими красными глазами, и что-то старается выговорить, но не может… Из маленького, хорошенького ротика вылетают бессвязные звуки. Рядом с ними сидит щеголь в русской поддевке — «кот», продающий свою «кредитную» плечистому брюнету…
Он, как выпущенный из тюрьмы или больницы, всматривался в давно знакомые предметы и удивлялся, что
столы, окна, стулья, свет и море возбуждают в нем живую,
детскую радость, какой он давно-давно уже не испытывал.
Женщина, кругленькая и стройная, стояла среди комнаты у
стола, задумчиво глядя на сердитый, лиловый огонь спиртовки под кофейником; её голые руки и
детское лицо, освещённые огнём лампы под красным абажуром, окрашивались в цвет вкусно поджаренной корочки пирога.
На
столе лежало несколько
детских игрушек: деревянный солдатик с отломленной головой, бесхвостая лошадка, несколько измятых картинок из
детской книжки.
Не говоря уже об анекдотах, о каламбурах, об оркестре из «Фенеллы», просвистанном им с малейшими подробностями, он представил даже бразильскую обезьяну, лезущую на дерево при виде человека, для чего и сам влез удивительно ловко на дверь, и, наконец, вечером усадил Юлию и Катерину Михайловну за
стол, велев им воображать себя девочками — m-me Санич беспамятною Катенькою, а Юлию шалуньей Юленькою и самого себя — надев предварительно чепец, очки и какую-то кацавейку старой экономки — их наставницею под именем m-me Гримардо, которая и преподает им урок, и затем начал им рассказывать нравственные анекдоты из
детской книжки, укоряя беспрестанно Катеньку за беспамятство, а Юленьку за резвость.
После чаю все пошли в
детскую. Отец и девочки сели за
стол и занялись работой, которая была прервана приездом мальчиков. Они делали из разноцветной бумаги цветы и бахрому для елки. Это была увлекательная и шумная работа. Каждый вновь сделанный цветок девочки встречали восторженными криками, даже криками ужаса, точно этот цветок падал с неба; папаша тоже восхищался и изредка бросал ножницы на пол, сердясь на них за то, что они тупы. Мамаша вбегала в
детскую с очень озабоченным лицом и спрашивала...
Были комоды,
столы, кровати и
детская кроватка с этаким с тесьменным дном.
— Так вы, говорите, тоже из России? — спросил я у старика, когда мы опять вошли в избу и он поставил на
стол небольшой, старенький самовар. Мальчик ушел за перегородку к проснувшейся сестре и стал забавлять ее. По временам оттуда слышался слабый
детский смех, точно кто перекидывал кусочки стекла.
И никому, по-видимому, не приходит в голову мысль о том, что эти степенные, чинные по виду малютки таят в глубине своих
детских сердчишек необузданное, страстное желание броситься, окружить
стол, стоящий по правую сторону елки, и прочесть на заветном билетике свое имя!
Зоркие
детские глазенки издали старались рассмотреть надписи на билетиках, прикрепленных к вещицам, уложенным на правом
столе. Каждая из девочек мечтала о том, что придется на ее долю.
Обозы были полны мебели и разной домашней утвари. Лиза видела, как на даче отворились решетчатые ворота и большие стеклянные двери, как с бесконечной перебранкой закопошились около мебели возницы. В стеклянные двери внесли большие кресла и диван, обитые темно-малиновым бархатом,
столы для зала, гостиной и столовой, большую двуспальную кровать,
детскую кровать… Внесли также что-то большое, увязанное в рогожи, тяжелое…
Вместе с Степанидой что-то принес для
стола карлик, в серой паре из бумажной материи, очень маленький, с белокурой большой
детской головой, безбородый, румяный, на коротких ножках, так что он переваливался с боку набок.
Лениво цепляя фразу к фразе и подделываясь под
детский язык, Быковский стал объяснять сыну, что значит собственность. Сережа глядел ему в грудь и внимательно слушал (он любил по вечерам беседовать с отцом), потом облокотился о край
стола и начал щурить свои близорукие глаза на бумаги и чернильницу. Взгляд его поблуждал по
столу и остановился на флаконе с гуммиарабиком.
Потом он подошел к
столу, где лежала стопка ученических тетрадей, и, выбрав тетрадь Бабкина, сел и погрузился в созерцание красивого
детского почерка…
На
столе ждет меня холодная котлета и стакан молока. Из кухни доносится храп Анюты. В
детской шевелится «сиятельная» нянька и дышит мой «принц». Иду туда и застываю на миг над кудрявой головкой. Раскрасневшееся прелестное личико сладко улыбается во сне, обнажив бисер мелких белых зубок.
Из шумного зала, где веселье, смех и резвый ребяческий топот смешались с принужденной светской болтовней и звуками рояля, проскальзываю в маленькую комнату, находящуюся позади
детской. Это настоящая келья монахини. Образа с теплющимися лампадами озаряют скромную узкую кровать,
стол и комод, уставленный видами монастырей и церквей.
— В будущем, там другое дело. Там решение вопроса ясно. И уж теперь жизнь дает намеки на это решение, особенно за границей. Сложное, трудное управление собственным углом становится ненужным. В домах — центральное отопление. На каждом перекрестке — Дюваль или Ашингер, где вы без всяких хлопот имеете сытный, здоровый
стол. Все больше развиваются всякие ясли,
детские сады. Все больше сознается, что не мать — лучшая воспитательница ребенка, что для воспитания нужно умение и призвание.
Была поздняя ночь, когда они приехали. Марья Сергеевна поспешила в
детскую, доктор с Ширяевым вошли в кабинет. На письменном
столе были навалены медицинские книги, пачками лежали номера «Врача» в бледно-зеленых обложках. Ширяев, потирая руки, прошелся по кабинету. Остановился перед большою фотографией над диваном.
Сидя вместе с офицерами за
столом и разрывая руками, по которым текло сало, жирную, душистую баранину, Петя находился в восторженном
детском состоянии нежной любви ко всем людям и вследствие того уверенности в такой же любви к себе других людей.
В комнате стояла
детская кроватка, два сундука, два кресла,
стол и
детские столик и стульчик, тот, на котором сидел князь Андрей. Окна были завешены, и на
столе горела одна свеча, заставленная переплетенною нотною книгой, так, чтобы свет не падал на кроватку.
Наташа, уже давно угадывавшая, что ее придут звать кормить, услыхала зов няни и пошла в
детскую. Графиня Марья пошла с нею. Мужчины пошли в кабинет, и Николинька Болконский, незамеченный дядей, пришел туда же и сел в тени, к окну, у письменного
стола.
Из столовой дверь ведет в
детскую. Тут за
столом, покрытым пятнами и глубокими царапинами, сидит Степа, гимназист второго класса, с капризным выражением лица и с заплаканными глазами. Приподняв колени почти до подбородка и охватив их руками, он качается, как китайский болванчик, и сердито глядит в задачник.
Танечка соскочила со стула, зацепила ложку, уронила, подняла, положила на край
стола, она опять упала, опять подняла и с хохотом, семеня своими обтянутыми чулками сытыми ножками, полетела в коридор и в
детскую, позади которой была нянина комната. Она было пробежала в
детскую, но вдруг позади себя услыхала всхлипывание. Она оглянулась, Вока стоял подле своей кровати и, глядя на игрушечную лошадь, держал в руке тарелку и горько плакал. На тарелке ничего не было.